«Методологический агностицизм» vs. «методологический атеизм»

Сциентизм выступает в двух ипостасях: с одной стороны, как социальная программа, ориентированная на тотальное доминирование истолкованных в материалистическом и редукционистском ключе естественных наук, с другой стороны — как методологическая программа. На мой взгляд, обе ипостаси взаимосвязаны, и социальная программа исторически следует из подмены понятия научности атеизмом и натурализмом, которые определённо не научны (равно как и, например, теизм). Я нацеливаюсь на то, чтобы с течением времени показать весь этот процесс поэтапно, но пока что в записях в блоге рассматриваю лишь отдельные его стороны. В данном сообщении я рассмотрю принципы «методологического атеизма» и «методологического агностицизма» или «исключения трансцендентного».

Говоря о принципе «исключения трансцендентного», обратимся к знаменитой работе Флурнуа, где он вполне справедливо пишет: «…обдуманное или бессознательное устранение проблемы трансцендентности вытекает из самых условий существования религиозной психологии, как науки позитивной. В самом деле совершенно ясно, это была бы окончательная её гибель, если бы она позволила увлечь себя в водоворот метафизики или эпистемологии и была бы вынуждена для изучения религиозных явлений примкнуть к тем, кто признает существование Бога, или к тем, кто видит в этом одну иллюзию субъективного сознания, или, наконец, к тем, кто проповедует по этому вопросу осторожную нерешительность, не говоря уже о целой гамме промежуточных компромиссов и оттенков. Как и другие отдельные науки, – существование и прогресс которых зависят от отстранения неразрешимых для них проблем, затрагивающих сущность, конец или первопричину изучаемых ими феноменов, – религиозная психология не может существовать и развиваться, как только решительно избегая и отсылая к философии предательские вопросы, в которых она рисковала бы окончательно увязнуть при первых же шагах».

Таким образом, у Флурнуа «исключение трансцендентного» не тождественно ни методологическому, ни какому бы то ни было ещё атеизму, а относится только к вынесению вопроса о трансцендентной реальности за скобки. Поэтому мой тезис состоит в том, что в религиоведении принцип исключения трансцендентного соответствует «методологическому агностицизму», а методологический атеизм, с другой стороны, ничем не лучше, чем «методологический теизм» или, скажем, «методологический ислам». Во всяком случае, эпистемологические преимущества «методологического атеизма» над «методологическим исламом» для меня совсем не очевидны.

Исторически, само понятие академичности происходит от платоновской Академии, которая, как известно, породила традицию скептической философии. Поэтому мне представляется, что подлинно академической позицией является «методологический скептицизм» или, как его чаще называют, «методологический агностицизм». Причём очень важно, что «агностицизм» — это принципиально иная позиция, нежели чем атеизм, хотя в обыденном языке то и другое часто смешивают.

Проще говоря, при «исключении трансцендентного» мы просто выносим за скобки вопрос о «подлинной реальности». Например, говоря о мистическом опыте, мы описываем опыт, который человек переживает, и связанные с этим физиологические процессы, но не пытаемся ответить на вопрос о том, какая «подлинная реальность» за этим стоит, в то время как «методологический атеист» предполагает, что нужно во что бы то ни стало объяснить мистический опыт именно материальными причинами, точнее, он верит в то, что, найдя корреляцию, он выяснит причины и установит ценность. Это идеологиеская позиция и, как мне кажется, по поводу неё всё хорошо написал ещё У. Джеймс, просто сочинения Джеймса в нашей стране до сих пор всерьёз не переварили.

Возьмём конкретный пример: положим, человек принял ЛСД, и к нему прилетел архангел Гавриил. Для методологического атеиста это опыт, вызванный применением соответствующего препарата, и применение препарата исчерпывающе объясняет этот опыт. То есть для методолического атеиста «субъект принял ЛСД, и в результате этого он пережил зрительные и слуховые галлюцинации». А для методологического агностика это будет выглядеть так: «Субъект принял ЛСД и, находясь под его воздействием, пережил опыт, который был интерпретирован им как явление архангела Гавриила».

В виде небольшой иллюстрации некорректного подхода можно привести небольшой пример применения такого рода подхода: «Если при помощи тех или иных физических практик — медитации, принятия наркотических веществ, особых физических упражнений или дыхания, — ввести мозг в особое состояние транса, то он начинает на это реагировать, имитируя когнитивные процессы, после чего остается ощущение, что вы «что-то видели и поняли». Проблема в том, что такое невыразимое знание так и остается невыразимым — в том числе для вас самих — как только мозг возвращается в обычное рабочее состояние. Это не «путешествие в другие миры», а нейрофизиология. Но мозг штука сложная, паразитировать на наивных адептах, вмешиваясь в его нормальное функционирование, можно, как показывает мировой опыт мистических учений, с большим успехом».

Вот, собственно, по-моему, это квинтэссентция «методологического атеизма», которая позволяет отлично понять его отличие от методологического же агностицизма, сторонник которого никогда не позволил бы себе идеологических суждений вроде «это не «путешествие в другие миры», а нейрофизиология», поскольку с точки зрения сторонника методологического агностицизма речь идёт, грубо говоря, о «нейрофизиологических процессах, которые трактуются субъектом как путешествие в иные миры». А есть ли там «иные миры» или нет там «иных миров» и что собой эти миры представляют — это вопрос не для религиоведа.

На мой взгляд, только последняя позиция является в строгом смысле слова академичной, то есть научной и нейтральной, в то время как первая является метафизически нагруженной и выходит за рамки научного исследования.