Природа науки

Blog
2018-04-23
#science

Следующий частый вопрос — природа научного знания. Здесь, прежде всего, хотелось бы отметить, что я считаю науку одним из важнейших культурных достижений человечества. Наука даёт нам великолепные инструменты для того, чтобы справляться с различными практическими задачами: побеждать голод, лечить болезни и т.д. Я большой сторонник технического прогресса и оптимистичен в отношении новых технологий, например, аппаратов для исследования космоса, компьютерных сетей и искусственного интеллекта.

Несмотря на это, есть два момента, которые я считаю принципиально важными. Первый — наука не является инструментом познания истины. Эта позиция, которой я придерживаюсь, в философии науки получила название «антиреализм». Версия антиреализма, которая наиболее близка мне, тяготеет к прагматическому подходу, который рассматривает научные теории как совокупность инструментов для оперирования с реальностью, а не описаний реальных фактов. Таким образом, наука может быть определена как производство рационально сформулированных, практически полезных и эмпирически адекватных моделей реальности.

Не все научные модели обязательно полезны здесь и сейчас; часто их прагматическая полезность состоит в том, что они решают внутренние научные задачи — это называется фундаментальной наукой. Фундаментальная наука не менее важна, чем прикладная — она играет важную роль в развитии научных моделей.

Причины моего антиреализма, в основном, кантианские, пропущенные через призму философии Эрнста Кассирера и, отчасти, демонстрирующие влияние Анри Бергсона. Как и Кассирер, я рассматриваю науку как одну из систем символического упорядочивания мира. Вслед за Бергсоном, я склонен считать реальность слишком сложной и изменчивой для того, чтобы предполагать, что её можно упаковать в виде набора относительно простых и постоянных, математически выразимых и доступных человеческому разуму формул.

Удачным в этом отношении мне представляется сформулированный ещё в античности аргумент Горгия: возможно, что реальности не существует; если она есть, у нас нет оснований считать, что она постижима для человека; если она постижима, вполне вероятно, что это постижение невыразимо в словах. Таким образом, наиболее вероятно, что ни одна из сформулированных человеком концепций не отражает подлинную природу реальности.

Это, однако, нисколько не умаляет значения научного знания. Наука по-прежнему играет колоссальную роль в жизни нашего общества. Однако, принципиально важно чётко очертить границы и функции науки.

В сферу науки не входят вопросы, которые в русскоязычной философской традиции принято называть «мировоззренческими», например метафизические («Существует ли Бог?») и этические («Что такое добро и зло?») вопросы. Подобные вопросы могут решать религия, философия или идеология (мне, например, ближе всего философия).

Когда наука пытается отвечать на них, она моментально превращается из науки в плохую философию, неотрефлексированную идеологию или секулярную религию уровня «Гагрин в космос летал, Бога не видал» («плохой» характер подобной «научной» идеологии обеспечивается тем, что учёные, как правило, не имеют ни специальной философской подготовки, ни времени для основательной рефлексии по поводу философских проблем). Типичные примеры такого рода мы могли наблюдать на примере марксизма, социал-дарвинизма, расовой теории.

В современной России мы тоже наблюдаем, как наука, выходя за границы своей компетенции, очень быстро мутирует в плохую философию. Одни авторы при этом подменяют научность литаниями атеистического толка, другие — религиозного. Но, несмотря на различие формы, содержание меняется мало.

Из вышесказанного вытекает мой антисциентизм. Под сциентизмом я понимаю установку, согласно которой все проблемы можно решить исключительно средствами математизированных и базирующихся на эмпирической эпистемологии естественных, технических и социальных наук (т.е. средствами «science»).

Главная проблема сциентизма состоит в том, что сциентизм и наука — вещи взаимоисключающие.

Наука подразумевает свободное творчество, сциентизм предлагает жёсткую идеологию, у которой есть готовые примитивные ответы на самые сложные вопросы — начиная от «существует ли физическая вселенная» и «познаваема ли она» до «существует ли Бог». При этом ответы упираются в детские аргументы из серии «а кто не верит в гравитацию, тот пусть прыгнет с крыши» — как будто людям нужна была научная теория гравитации для того, чтобы не прыгать со скал. Простите, но я могу пользоваться эйнштейновской версией гравитации, ньютоновской, аристотелевской или вообще просто опираться на здравый смысл — этого будет в равной мере достаточно в данном случае.

Наука подразумевает постоянное развитие, а сциентизм, напротив, консервативен и скорее стремится к тому, чтобы заморозить определённый срез науки на данный момент времени, сделав его эталоном и заклеймив всё, что не вписывается в существующую парадигму как «псевдонауку» и «суеверие».

Более того, в конечном счёте, сциентизм является отличным примером псевдонауки (если читаете по-английски, то можете прочитать моё эссе об этом, которое я готовил, когда проходил курс по философии науки в Оксфордском университете).

Учитывая слабый философский уровень и принципиальное отсутствие реальной дискуссии по наиболее фундаментальным вопросам, закономерно, что сциентизм начинается с провозглашения культа науки, тотального просвещения и образования, а заканчивается Лысенко и Менгеле. Сциентизм эксплицитно тяготеет к тоталитаризму, как это справедливо показывали Фуко и Файерабенд — стремление монополизировать производство истины и подмена научных теорий идеологией с неизбежностью приводит к тому, что для сциентиста идеальным государством становится государство диктата определённой научной модели (что-то сродни замятинскому роману «Мы»), которая, претендуя на тотальность своих ответов, трансформируется в массовом сознании в новую форму религии.

В действительности, наука в смысле естествознания не может решить всех проблем. Наука — это инструмент. То, как он будет применён, зависит от того, в каких руках он находится. Эти руки должны быть подготовлены, и от этого зависит, как они будут использовать этот инструмент. На мой взгляд, поскольку я человек вполне светский, лучшими средствами для такой подготовки являются философия и искусство.

В этом процессе также могут участвовать религии и идеологии, но только в той мере, в какой они честно конкурируют и не пытаются стать монополистами, признавая светский характер государства, принципы свободы совести, свободы мнений, запрет на установление государственной идеологии и другие фундаментальные права человека. Религия должна быть отделена от государства и от системы образования. Обязательное религиозное образование или преференции одной или нескольким религиям недопустимы.

Programming with Bahá'ís

The post begins with a particular Linux program that has an unexpected connection to Bahá'í Faith and explores Bahá'í attitudes towards science and new technologies specifically focusing on the conversation about the transformative power and possible perils of the Internet.

2022-12-13 · Read ›

On van Fraassen’s Constructive Empiricism

Constructive empiricism is a theory proposed by Bas van Fraassen (born 1941) in the book The Scientific Image, published in 1980. It is based on the idea that to hold a theory it is enough to agree that the theory is empirically adequate and it is not necessary believe that it describes the world as it actually is.

2016-10-15 · Read ›