Миф о выдающихся достижениях науки

Продолжая разговор про сциентизм, начатый в прошлой записи, поговорим об одном из главных мифов сциентизма: мифе о выдающихся достижениях науки. Согласно мифологии сциентистов, естественные науки обладают уникальным статусом потому, что именно естественным наукам человечество обязано всеми своими достижениями: медицина, авиация, компьютеры — всё это рассматривается как продукт деятельности «науки» (то дишь тому, что понимают сциентисты под science) в противоположность разного рода «суеверию», «шарлатанству» и, например, этой вашей философии.

Разбирая по частям этот сциентистский миф, можно выделить два приёма, с помощью которых он конструируется: во-первых, это присваивание себе чужих достижений, во-вторых — перекдадывание своих проблем на других. Оба эти приёма систематически используются в сциентистской аргументации.

Итак, приём первый: сциентисты присваивают своей «науке» (сциентистски интерпретированному естествознанию) достижения, которые никогда не были её достижениями. Как это происходит? Давайте рассмотрим это на нескольких примерах.

В качестве первого примера возьмём интервью физика Лоуренса Краусса. Краусс — типичный сциентист, который уверен, что философия по мере развития науки вымрет, поскольку наука «съест» её предметную область. «…физика, — пишет Краусс, — посягнула на философию. Философия всегда была наукой, которая на чем-то основывалась, но затем «натурфилософия» стала физикой, и она только продолжила свое вторжение. Каждый раз, когда наблюдался скачок в физике, она вторгалась в те сферы, которыми раньше занималась философия, и отсюда вполне ожидаемо пошло недовольство со стороны философов. Такое ощущение, что физики, поскольку они не могут правильно написать слово «философия», не должны говорить об этих вещах или даже глубоко задумываться о них».

Оставим в стороне душещипательное признание автора о трудностях, с которыми бедные физики сталкиваются при написании столь трудного слова как «философия», и обратимся к основному тезису Краусса: философия, утверждает Краусс, не «развивалась 2000 лет». Собеседник, однако, вполне резонно возражает ему, отмечая, во-первых, влияние философии на появление компьютерных наук (в частности, исследований в области логики, например, работ Рассела), а, во-вторых, большое значение филосфии для политической и вообще общественной практики (действительно, как в США, так и в Европе философы часто занимаются такими темами как условия существования демократии, проблема взаимодействия различных культур, отношения государства и индивида, да в конце концов проблемами феменизма, например, — очень популярная тема в США).

Что же отвечает Краусс на это замечание? Он отвечает с помощью типичного аргумента сциентистов против философии. Я аж даже процитирую его ради такого случая: «Есть области философии, которые важны, но я считаю, что они входят в другие сферы. На мой взгляд, в случае дескриптивной философии, которая, по сути, является литературой или логикой, она является частью математики. Формальная логика — это математика. Есть такие философы, вроде Витгенштейна, которые много рассуждают о математике, но что они на самом деле делают — это математика: они не говорят о том, что повлияло на компьютерные науки, они занимаются математической логикой. И опять-таки, я считаю, что занимательные работы философов входят в другие науки, такие как история, литература, и до определенной степени политология, поскольку этика тоже сюда входит».

Итак, внимание, следите за руками: да, философия всё же что-то сделала, но вы понимаете, там, где она что-то сделала, это не нужно называть философией. Почему? Потому что так сказал Краусс. И бог с ним, что сами авторы, о которых идёт речь, писали именно о философии. Это не философия. Знаете, почему? Потому что философия, по крауссовскому «определению», ничего не сделала за 2000 лет и сделать не могла. Следовательно, если что-то за эти 2000 лет было сделано, то это, друзья мои, уже не философия. Таким образом, всё то полезное и имеющее реальное значение, что было сделано философами за всё это время, отнимается у философии и объявляется достижением науки. Лёгким движением рук.

Думаете, Краусс единичный пример? Да ничего подобного. Давайте посмотрим другой забавный пример, мой любимый, о котором я уже писал ранее в своих публикациях: гипноз. Все Вы, конечно, понимаете, что гипноз — чисто научное изобретение. Он отлично объясняет и, стало быть, развенчивает разные суеверия, например, шаманские практики. Всё это просто гипноз. Строго научно. И забудем про то, что гипноз в XVIII веке был отвергнут комиссией с участием Лавуазье и примерно полвека не был научным, и только потом внезапно стал научным. Вот полвека он был злобным суеверием, но теперь, когда стало понятно, что это эффективная штука, очевидно, что это научное достижение. Ведь наука работает. То есть всё, что работает, надо срочно объявить постфактум научным достижением, даже если наука в сциентистском смысле не приложила никаких усилий к тому или иному открытию.

Хотите ещё пример? А вот Вам пример: паровой двигатель. Что это у нас? Научное достижение? Торжество физики? Не совсем. Паровой двигатель был создан следующими людьми: Дени Папен в начале XVII века создал первый прототип паровой машины, Томас Севери и Томас Ньюкомен чуть позднее превратили этот прототип в рабочую машину, приводящую в движение насос для откачи воды из шахт, а Джеймс Ватт создал на основе этого механизма универсальную паровую машину. Из этих четверых только Папен имел полноценное научное образование — степень доктора медицины, и он изобрёл свой прототип паровой машины основываясь на идеях философа Лейбница. Севери был горным инженером, а его профессиональная деятельность была связана с управлением шахтами, Ньюкомен был кузнецом, а Ватт изначально не имел специального образования и зарабатывал изготовлением измерительных приборов. Что же касается термодинамики — научной теории, которая смогла точно описать связанные с работой парового двигателя физические процессы, то она появилась только в XIX веке, когда паровые двигатели были уже повсеместно внедрены.

С более ранними научными достижениями ещё хуже. Порох, компас и бумагу европейская наука вообще отняла у китайцев, которые ни о какой науке в сциентистском понимании этого слова в то время даже не слышали. Многие химические реакции и основанные на них технологии были открыты европейскими алхимиками, но сциентисты умудряются одновременно объявить алхимию бессмысленным суеверием и присвоить себе её положительные достижения. То есть, следите за руками, алхимия — это суеверие, потому что алхимики как алхимики не сделали ничего полезного, а все их достижения — это научные достижения. Снова логика а-ля Краусс под соусом сциентизмо.

Возвращась к интервью с Крауссом, мне представляется, что суждение Краусса вполне обоснованно можно переврнуть, чтобы сказать: я считаю, что занимательные работы ученых входят в философию, ибо любой серьёзный учёный только тогда становится настоящим учёным, когда сознательно обращается к философии, и это (становление учёным) происходит именно благодаря философии. Большинство же научных достижений были вовсе не научными. Извините, дорогие сциентисты, но мир, в котором мы живём, был создан не вами. Он был создан сумасшедшими мечтателями, безумными изобреталенями, философами не от мира сего и пророками с горящими глазами, а сциентизм — это просто бренд, который группа специалистов по распилу бюджетов стала использовать в XIX веке для получения средств на основе присвоения себе их достижений.

Чуть подробнее, менее популярно, более строго и с несколько другого ракурса почитать рассуждения на эту же тему можно в моей статье с неочевидным названием «Эзотеризм и его место в западной культуре».

Второй приём аргументации из сциентистского арсенала состоит в перекладывании ответственности за негативные последствия научно-технического прогресса на другие сферы культуры.

Хорошо известно, что научно-технический прогресс, помимо ряда приятных «плюшек», породил и целый ряд серьёзных проблем, которые связаны напрямую с бесконтрольным развитием новоеропейской сциентистской науки в отрыве от развития в гуманитарных областях. Сциентисты, напомню, это люди, утверждающие, что наука (в значении science, т.е. новоевропейской сциентистски интерпретированной науки) может дать нам наилучшие ответы на все вопросы, например, как должно быть устроено общество, что такое добро и зло, каково место человека во вселенной и т.д. С точки зрения сциентистов, технические достижения науки и её успехи в освоении мира дают науке право решающего голоса в вопросах этики, морали, общественного устройства и в сфере определения «подлинной реальности».

Но давайте посмотрим, что получается, когда «научность» возводится в обществе до уровня наивысшего авторитета. Может ли наука справиться с глобальными проблемами, которые сама же и породила, такими как распространение ядерного оружия? Ведь этих проблем не существовало, пока не было сделано соответствующий научных открытий, например, проблема ядерного оружия не стояла, пока не были сделаны соответствующие открытия в области ядерной физики (да, в некоторых случаях я не отрицаю за наукой первенство в создании технических изобретений).

Смогла ли наука не только создать новые вещи, но и обеспечить их правильное, этичное применение, как это утверждали сциентисты? Отнюдь. Напротив, научное сообщество продемонстрировало свою полную неспособность оценить последствия внедрения своих открытий и противостоять милитаристскому политическому лобби.Более того, как показала практика, наука, оторванная от религии и философии, продемонстрировала свою полною неспособность даже в решении своих внутренних проблем, что хорошо видно на примере советской науки, где к власти быстро пришли партийные выдвиженцы вроде Лысенко, которым научное сообщество оказалось совершенно неспособно противостоять. Те единицы, которые осмеливались высказываться против, были подвергнуты остракизму своими же коллегами и в лучшем случае «сосланы» в институты на перефирии СССР. А в центральных институтах маститые учёные в это время охотно делили имущество, «подсиживали» друг друга и писали друг на друга доносы, обвиняя во всех смертных грехах. Смогла ли наука сделать этих людей этичными и ответственными? Нет, не смогла.Что делают сциентисты, сталкиваясь с такими аргументами?

Естественно, они тут же вспоминают про то, что кроме науки существуют и другие области культуры, на которые можно свалить ответственность за свои проколы. Лысенко? Это политика, а не наука. Хиросима и Нагасаки? Это из-за военных. Применение опасных для человека пестицидов? Это всё злые корпорации ищут выгоды. А учёные что? А учёные ничего, они просто тихо в сторонке сидят.

Но, позвольте, разве не члены ВАСХНИЛ (стало быть, патентованные учёные) поддержали Лысенко на съезде 1948 года? Или, может быть, кто-то насильно тащил Бора и Оппенгеймера работать над «Проектом Манхэттен»? Или у Сахарова не было выбора, работать или не работать над водородной бомбой? Нет, во всех этих случаях выбор был, но институционализированное научное сообщество (оно же «официальная наука») продемонстрировало свою полную неспособность оценить последствия своей работы, консолидироваться и поступить правильно. Высокие бюджеты, предлагаемые военными, или квартиры и дачи в награду за лояльность, в итоге, оказались куда привлекательнее, чем поиск какой-то там истины.

В этом контексте характерно высказывание американского физика Леонарда Млодинова из Caltech (кстати, на мой взгляд, умнейшего человека, слова которого, несомненно, заслуживают внимательного обдумывания и с которым я в некоторых вопросах согласен) в полемике против Дипака Чопры: «Поощрять добро и предотвращать зло — дело религий и духовных учений. Именно они — а не наука — сплошь и рядом оказывались неспособны выполнять свои задачи. Восточные религии не предотвратили жестокие войны, а западные религии не смогли уберечь мир в Европе. Фактически, во имя религиозных «ценностей» было убито гораздо больше людей, чем от атомной бомбы, созданной при помощи современной физики» («Наука и духовность. Война мировоззрений». С. 22).

Даже если оставить в стороне вопрос о том, что суммарная численность европейских армий, принявших участие во втором Крестовом походе, оценивается примерно в 140 тыс. человек и вполне сопоставима с числом жертв от одной только бомбардировки Хиросимы (по разным подсчётам от 90 тыс. до 230 тыс. человек), Крестовые походы, в отличие от бомбардировок Хиросимы, не были тотальным уничтожением всего живого, а включали в себя, например, культурный обмен между европейскими и арабскими странами, сыгравший огромную роль в переходе от Средневековья к эпохе Возрождения, и установление новых дипломатических контактов на Ближнем Востоке, так что сопоставление средневековых войн с проблемой распространения оружия массового пораженияв ХХ веке, столь излюбленное сциентистами в качестве аргумента, не вполне корректно.

Но важно даже не это. Важно то, что реальная проблема состоит как раз таки именно в том, что научно-технический прогресс в ХХ веке, когда наука и технологии действительно объединились другт с другом, стал резко опережать, в том числе за счёт возросшего престижа естественных наук и инженерных специальностей и огромных финансовых вложений государства, рассчитывающего на военное применение научных открытий, прогресс в гуманитарной сфере. Именно это моментально стало источником массы общественных проблем. Да, леса рубили и до ХХ века, но не в таких масштабах. Да, воевало человечество на всём протяжении истории, но не с использованием ядерной бомбы и химического оружия. Да, человечество загрязняло окружающую среду, но не в таких масштабах, как это сделал разлив нефти в Карибском море после аварии на платформе BP. И, да, религиозные и не только фанатики существовали всегда, но реальную техническую возможность построить, например, тоталитарное государство они получили только благодаря учёным из среды институционализированной науки, которые хорошо поднаторели в постановке различных теоретических идей на службу государству.

И проблема здесь состоит именно в науке, точнее, в не в науке самой по себе, а в сциентистах, которые убедили и правительства, и массы в том, что именно наука сможет дать человечеству решение всех его проблем.

Суммируя вышесказанное, предлагаю пять своих тезисов о науке и сциентизме:

1. Сциентизм создаёт иллюзию «торжества науки», присваивая достижения, которые, в действительности, не были сделаны в контексте сциентистски истолкованной науки, отрывая их от их настоящей среды. Например, сциентист может врывывать работы философов по логике из контекста философии, или изобретение компаса из контекста китайских традиционных наук, объявив их достижением науки в сциентистском смысле.

2. Сциентизм создаёт иллюзию «торжества науки», перекладывая проблемы, порождённые неверной оценкой роли науки в обществе в контексте сциентизма, на другие области жизни, например, на религию.

3. Большинство ключевых конструктивных технических изобретений было сделано вне среды институционализированной сциентистской науки, начиная от приручения огня и изобретения колеса и заканчивая изобретением самолёта братьями Райт и созданием первого компьютера Mac Стивом Джобсом.

4. Многие выдающиеся достижения человечества вообще не являются достижениями естествознания, например, выдающиеся произведения живописи, литературы, музыки. Общественные достижения, такие как демократия, свобода слова, равноправие мужчин и женщин — сюда же. Всё это как минимум не менее важно, чем технологические достижения.

5. При всём этом я крайне далёк от мысли, что наука бесполезна или вредна. Я говорю лишь о том, что должно быть корректно определено место науки в обществе, и, заняв его в ряду прочих сфер общественной жизни, она сможет стать по-настоящему полезной и приносить пользу, а не вред. Негативные же последствия имеют место тогда, когда наука в контексте сциентистского мировоззрения претендует на то, что ей не принадлежит. Всем сферам общественной жизни в гармоничном обществе, у которого есть надежда на будущее, должны быть созданы равно благоприятные условия для развития, поскольку проблемы начинаются именно тогда, когда происходит «перекос» одну из сфер.

Таким образом, моя идея состоит в том, что ключ к конструктивному развитию человечества лежит в правильном понимании места науки (естественных наук) в обществе, такого понимания, при котором будет осознано, что далеко не только наука создала нашу цивилизацию и мир, который нас окружает, что научные достижения становятся возможными не на пустом месте, а только благодаря взаимодействию науки с другими областями культуры и что наука должна принять на себя ответственность за негативные результаты своей деятельности и научиться с ними справляться — вполне вероятно, ненаучными средствами.

Наука сделала для человечества очень многое, и многие научные открытия и достижения воистину прекрасны. Но на своём пути наука никогда не была одиноким лучом света в мире тьмы и суеверий. Напротив, то, чего смогла добиться наука, она смогла добиться именно в тесном взаимодействии с другими областями культуры, как в случае с тем же Расселом и фон Нейманом. Таким образом, наука необходима, но не достаточна для развития общества. Поэтому, хотя лично я двумя руками за науку, но считаю, что она сможет реализовать свой потенциал только тогда, когда общество откажется от сциентизма. А наука в комплекте со сциентизмом приносит куда больше вреда, чем пользы.